Партия России

В России произошла идентификационная катастрофа. Большинство людей в наши дни попросту не способны помыслить самые простые и главные вещи: кто мы такие? Каково наше предназначение в современном мире и в истории? Кем нам быть и как восстанавливать страну? Что произошло в 1991 и в 1993 годах? И что мы должны строить в целом? Кем и где, здесь или «за бугром» работать нам и нашим детям? На каких основаниях принимать важнейшие жизненные и бытовые решения?.. То, что мы находимся в эпицентре такой идентификационной катастрофы (1), очень заметно по заявляемым стратегическим формулам и ориентирам Президента Российской Федерации В.В. Путина.
          В его программной статье «Россия на рубеже 3 тысячелетия» (декабрь 1999 года) утверждается, что если мы будем стараться, то к 2015 году вполне можем стать Португалией или даже Бразилией. После обсуждения с академиками в Сочи проблемы «утечки мозгов» (в это время, как все помнят, на наших с Вами глазах погибал экипаж подводной лодки «Курск», а капитан-лейтенант Колесников, задыхаясь и замерзая вместе с боевыми товарищами, в своей предсмертной записке писал нам с вами «Главное, не надо отчаиваться…»), президент заявил, что мы должны стать как Индия, а наша молодежь должна стать такой же, как славные индийские программисты. Наконец, по последним сведениям, говорят, что после визита в Канаду, президент в узком кругу сказал, что России имело бы смысл стать такой как Канада. Если еще к этому разнобою добавить название популярной книги А. Паршева, вышедшей как раз в конце 1999 – начале 2000 гг. «Почему Россия не Америка?», то станет ясно, что наше расхристанное и разорванное российское сознание до последней степени разладилось и разрушилось, потеряло форму и мощь.
          Но «Не надо отчаиваться!»…
          Президенты не рождаются профпригодными и соответствующими своим высоким местам. Нефиктивные президенты, как и всё великое, образуются через поражения и боли, через попытки правильно и точно ставить самые важные вопросы для себя, страны и мира.
          У президента Путина есть дар точного слова. Как бы ни относиться к «корректности» его знаменитого «мочить в сортире!», но за этим стоит умение подчиняться высшему уму языка. Ведь язык всегда умнее человека. А чего стоит его из сердца идущее замечание еще конца 1999 года: «У нас, куда ни глянь, везде Чечня!». Вот эти мелкие, казалось бы, штрихи дают основание надеяться на рост президентского самосознания.
          Наконец, сама фамилия нашего президента говорит о том, что у него есть возможность организовать подлинное самоопределение страны и наметить соответствующий тысячелетней российской государственности путь. Кто как не Путин призван выработать путь страны?
          Тем более, что, по отдельным отрывочным сообщениям, возможна такая ситуация, когда супруга президента, филолог по образованию, всерьез возьмется за выработку языковой политики России. Это могло бы иметь выдающееся значение. И именно с языковой политики следует начинать, если мы хотим восстановить достоинство страны и не опозорить окончательно наши традиции. Нет ничего важнее сегодня, чем восстановление в правах смысла и назначения языка в жизни страны. И, разумеется, прежде всего, русского языка.
         
Образовательный смысл языка

          Главный смысл и работа языка – образовательные. Конечно, необходимо этот термин, «образование», понимать не ведомственно, а буквально, как делание по конкретному образу и подобию, как органичное и осмысленное нормирование. Именно так понимали образование и образовательность в конце 18 – начале 19 века, когда писали, в том числе и в государственных документах, в частности, в Указе Правительствующему сенату «Об устройстве народных училищ» от 24 января 1803 года, «нравственное образование», «образование нравственности», «образование ума»(2) .
          Язык есть чудесная способность порождать, различать и удерживать в совместном видении самые важные для мировой, народной и личной жизни идеи, сами принципы и основания жизни. Именно язык через свои формы определяет направленность или интенциональность сознания(3) , то, куда именно глядит и зрит человек, народ и мир, то, какой именно образ люди созидают и удерживают в качестве самого главного для себя, поскольку этот образ представляет того и то, кого и что они любят, кому и чему они верят.
          Выделяя, выстраивая и удерживая с помощью языка конкретный образ как центральный предмет своего сознания люди долговременно, в разных ситуациях и случаях нормируют и определяют свои мышление и деятельность, свои мысли, речи и поступки – определяют совместно разглядываемыми образами свои намерения и цели. Тем самым - образовывают и образуют себя и мир.
          Языком люди совместно видят, со-видят самое важное, жизнеутверждающее для себя.
          Выдающийся русский мыслитель, историософ, скончавшийся 25 января 2001 года, Вадим Валерьянович Кожинов писал во втором томе книги «Россия. Век ХХ-й. (1939 – 1964). Опыт беспристрастного исследования »(4) о том, что он «ясно помнит, как в 1942 году молодая школьная учительница, жених которой находился на фронте, созывает всех обитателей своего двора – несколько десятков самых разных людей – и, задыхаясь от волнения, смахивая с ресниц слёзы, читает только что дошедшее до неё переписанное от руки симоновское «Жди меня», и не исключено, что в то же время где-нибудь во фронтовом блиндаже читал то же стихотворение и её жених». В этой внешне простой картинке – вся функция языка: определять со-видение, в данном случае, совидение жениха и невесты.
          Именно эта способность к совидениям через кинофильм «Александр Невский», через «Синий платочек» и другие подобные выдающиеся образы русского духа(5) собственно и определили намерения и решимость выиграть войну. Жених поднимался в атаку под пули, а невеста работала не за страх, а за совесть, поскольку через произведения, подобные «Жди меня», они одновременно видели и принимали в качестве самого важного момент возвращения и встречи, своей и встречи других тысяч и тысяч женихов и невест, сыновей и матерей. Христианский дух со стороны совидения христианским народом Божьей Матери документально точно описан Александром Сергеевичем Пушкиным в «Жил на свете рыцарь бедный…»:
         
Он имел одно виденье,
Непостижное уму, -
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

…

Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
A.M.D. своею кровью
Начертал он на щите.

          Начертывая, нашептывая, декламируя, произнося, пропевая, прорисовывая, прокрикивая, плача и голося, через дорогие нам «черты и ризы» мы самопреобразуя себя и утверждаем тот образ, по чему и по подобию чего мы готовы образовываться и быть: как конкретные личности, как конкретная общность, как народ, как человечество (6) .
          С этой точки зрения, язык есть не природа, противопоставленная нам, а то высшее объективное, благодаря чему мы можем воспроизводить и утверждать свою человечность, вырабатывать через построение образа и старание соответствовать ему подлинное «Я», свою позицию, свой принцип бытия. И именно поэтому язык – это логос, то есть тот образцовый субъект, что организует субъектность и Я. И именно поэтому вначале было Слово как Логос, и именно только через него – как «высший, не знающий пределов разум» - всё могло и может быть(7). Язык, организуя со-видение, фактически определяет конкретно-историческую совесть человека, народа и мира. Мы, конечно, не имеем в виду совесть как моральный факт. Мы буквально понимаем совесть как со-ведение, совместное ведение, совместное прямое знание. Понимаем совесть как со-видение духовных оснований жизни, совместное разглядывание идей – именно такое понимание и определяет исходное греческое слово сюн-эйдезис(8) .
          Когда люди говорят «Да есть ли у тебя совесть», «совести у тебя нет», «посовестился бы», то они имеют в виду – а как ты мог подобное сделать или подумать, в свете того, как на это смотрят дорогие тебе люди, ангелы и сам Бог(9) .
          И это очень страшная – но и подлинно человеческая (10) - реальность: понимать, что на тебя каждую секунду может смотреть, если пожелает, Бог, человечество, твой народ, твои любимые и дорогие люди, твои родители и твои дети. И то, что ты делаешь, то, что ты намереваешься делать – либо идет вразрез с их видением твоего предназначения и призвания, либо ты исходно выстраиваешь форму своей жизни и действия на отношении к этим дорогим для тебя со-видениям и со-взглядам.
          А как такую форму выстраивать, как восстанавливать и определять образ жизни и действия? Через язык и с помощью языка.
          Здесь еще ждет своих разработчиков замечательная идея В. Гумбольдта о внутренней деятельностной форме языка. Именно данную идею имеет смысл рассматривать в качестве базовой технологической основы языковой политики. С нашей точки зрения, внутренняя форма и формы языка и составляют, образуют сферу духа или, пользуясь термином отца П.А. Флоренского в его письме В.И. Вернадскому, - пневматосферу.
          «У платоника Ксенократа говорится, что душа (т.е. жизнь) различает вещи между собою тем, что налагает на каждую из них форму и отпечаток - morjh cai tupos . Епископ Емесский Немезий указывает, что при разрушении тела его «качества - poiothtes - не погибают, а изменяются». Григорий Нисский развивает теорию сфрагидации – наложение душою знаков на вещество. Согласно этой теории, индивидуальный тип - eidos - человека, подобно печати и ее оттиску, наложен на душу и на тело, так что элементы тела, хотя бы они и были рассеяны, вновь могут быть узнаны по совпадению их оттиска - sjragis - и печати, принадлежащей душе. Таким образом, духовная сила всегда остается в частицах тела, ею оформленного, где бы и как бы они ни были рассеяны и смешаны с другим веществом. Следовательно, вещество, участвующее в процессе жизни, и притом жизни индивидуальной, навеки остается в этом круговороте, хотя бы концентрация жизненного процесса в данный момент и была чрезвычайно малой.
          … С своей же стороны, хочу высказать мысль, нуждающуюся в конкретном обосновании и представляющую скорее эвристическое начало. Это именно мысль о существовании в биосфере, или, может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой, т.е. о существовании особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа. Несводимость этого круговорота к общему круговороту жизни едва ли может подлежать сомнению. Но есть много данных, правда, еще недостаточно оформленных, намекающих на особую стойкость вещественных образований, проработанных духом, например предметов искусства. Это заставляет подозревать существование и соответственной особой сферы вещества в космосе (11) ».
          Правильно организованный язык и есть форма и вещество, вещественная форма сферы духа, та интеллигибельная материя о которой писал Прокл.
          Языковая политика и состоит в определении приоритетных языковых форм и форм сознания, тех качеств, которые определяют реальное качество жизни. Здесь очень верна формула: скажите, какой язык используется – и станет ясно, какой мир строит и культивирует данный человек.
          Необходимо подчеркнуть, что нет ничего более принудительного и авторитарного чем неконтролируемая языковая форма. Именно поэтому в отсутствии ясной языковой политики безраздельно царствуют низкие языковые формы, которые бесконечно тиражируют и множат средства массовой информации. И неумение видеть языковую форму, определять и целенаправленно использовать языковую форму ведет к самому страшному виду тоталитаризма и фашизма – к языковому стиранию самодеятельного сознания.
          Проблема поражения сознания, слома его образной структуры и навязывание чужой идентификации достаточно подробно описана в специальном выпуске альманаха «Россия-2010» «Кому будет принадлежать консциентальное оружие в 21 веке? (12) ». Здесь же важно подчеркнуть ужасную агрессию расхристанного и выхолощенного языка, особенно, разумеется, в отношении детей и подростков.
          Но серьезное отношение к языку и культивированию способности понимать и правильно использовать языковые формы является как раз единственно возможным основанием для расцвета личностей и реального свое-образия каждого человека, народа и страны.
          Язык определяет намерения и направленность сознаний, поскольку позволяет именовать – т.е. формулировать в качестве именного и уникального, различимого со всем вокруг, тот образ, который утверждается в качестве программы, предписания (граммы) наперед (про). Когда невеста, в вышеприведенном примере В.В. Кожинова, читала соседям «Жди меня», то она заявляла, манифестировала программу как своё личное решение ждать жениха, и надеялась, что и её жених, единственный и неповторимый, манифестирует ту же самую программу, разделяет с ней это «Жди меня».
          Именование, придание знаку абсолютного и неповторимого смысла, и задает знаменный смысл языка.
          Повторим еще раз суждение П.А. Флоренского - «Григорий Нисский развивает теорию сфрагидации – наложение душою знаков на вещество. Согласно этой теории, индивидуальный тип - eidos - человека, подобно печати и ее оттиску, наложен на душу и на тело, так что элементы тела, хотя бы они и были рассеяны, вновь могут быть узнаны по совпадению их оттиска - sjragis - и печати, принадлежащей душе». Каждый человек создан по образу и подобию Божиему и, как это в другом аспекте развивал св. Иустин Философ, обсуждая степень обожения выдающихся греков периода расцвета Афин, в каждом без исключения человеке есть «семя логоса», которое и позволяет человеку изначально быть по образу и подобию Бога, выявлять и манифестировать собственную личность (13) .
          Именно язык через именование и определение направленности сознания создает возможность абсолютного своеобразия личности каждого человека (14) и каждого народа. Именно через язык только и может происходить выявление подлинной формы каждого человека и каждой личности, каждого народа и каждой государственности на Земле.
          Восстанавливая язык мы вылепливаем нашу собственную форму, заново образуем человечность и человечество, народ и самого себя, восстанавливаем наше призвание и смысл.
          Мир сегодня тяжело болен и стоит на грани цепи катастроф, как минимум сопоставимых с Великой Депрессией 1929 года и с 2-мя мировыми войнами. Человечество на грани абсолютного раскола и исчезнования. Для кого это неочевидно, после бомбежек Сербии и Ирака, после уничтожения СССР и Югославии, начала развала Индонезии с острова Тимор, абсолютного разрыва в уровне и качестве жизни 20 и 80 процентов населения мира, - тому мы ничем в этой краткой статье не можем помочь (15) . Для нас очевидно, что право называться мировым сообществом сегодня узурпировано узкой группой «развитых» стран, которые еще на всякий случай включают в свой состав в виде половинки Россию, но в любой нужный момент враз вышвырнут нашу страну.
          Правильная языковая политика это такая, которая позволит России стать сердцем ответственного мирового сообщества мировой, стать мировой державой. Правильная языковая политика – когда язык начинает творить народ, восстанавливать страну и государственность, воспитывать всечеловечность (Ф.М. Достоевский). Поэтому языковая политика нужна для выявления формы каждого человека, каждой личности, каждого народа и каждой государственности на Земле.
         
Язык творит народ, восстанавливает страну и творит мирового человека

          С нашей точки зрения, Россия сегодня переживает ситуацию вырождения народа в жалкое население, которое бабьей завистью позарилось на прелести развитого мира (по преимуществу нафантазированные) и на удобные в хозяйстве вещи и потому с готовностью сдало и предало всё и вся, вплоть до своих стариков-пенсионеров – живых хранителей российских традиций и исторического самосознания.
          Провинциализация, маргинализация и деградация российского населения дошла до предела, вплоть до, да простят автора все замечательные народы и страны Северной Америки и Европы, Азии, Африки и Латинской Америки, не только европеизазации и западнизации, американизации, азиатизации и латиноамериканизации, но теперь уже и до преимущественно африканизации.
          Как однажды заметил хороший писатель, ветеран советской внешней разведки Игорь Николаевич Прелин, с десяток лет проработавший в настоящей Африке, великая традиционная Африка отличается от нас тем, что не знает промышленности, образования, науки и многовековой литературы как немагических средств восстановления и управления миром, средств отношения к судьбам бытия. Вот и мы сегодня близки к полной потере суверенитета (финансового, военного, территориального, программно-операционного и пр.) и к состоянию, когда люмпенизированное население готово принять любые магические призывы и решения – и не важно, в поддержку или против «Америки» (дело-то давно не в ней!).
          Страна не обсуждает даже изредка ни проблему восстановления себя в качестве мировой державы, ни то, как конкретно должна выстраиваться новая национальная промышленная система, мировое качество образования для каждого без исключения российского ребенка и подростка, непобедимая армия и оборона в целом, крепкая сельская жизнь.
          И языковая ситуация России сегодня один к одному схожа с той, которую по отношению к так называемым примитивным племенам Южной Америки описывал век назад Дж. Фрезер: «Новые слова, по сообщению миссионера Добрицхоффера, ежегодно вырастали как грибы после дождя, потому что все слова, имевшие сходство с именами умерших, особым объявлением исключались из языка и на их место придумывались новые. «Чеканка» новых слов находилась в ведении старейших женщин племени, так что слова, получившие их одобрение и пущенные ими в обращение, тут же без ропота принимались всеми абипонами [племя в Парагвае] и, подобно языкам пламени, распространялись по всем стоянкам и поселениям. Вас, возможно, удивит, добавляет тот же миссионер, покорность, с какой целый народ подчиняется решению какой-либо ведьмы, и та быстрота, с какой старые привычные слова полностью выходят из обращения и никогда, разве что в силу привычки или по забывчивости, более не произносятся…» (16)
          Чем не описание современного телевидения и Интернета, кишащего этими «какими-нибудь ведьмами», чем не «оранус и вау-фактор» В. Пелевина из «Поколения P»?
          «Наведение конституционного порядка» в Чечне ровно через год после принятия конституции, ради которой из танков в центре Москвы расстреляли Верховный совет и «проведение антитеррористической операции» в Чечне после, надеемся не специально, не дай Бог, организованных террористических актов по уничтожению 300 человек в жилых домах в Буйнакске, Москве, Волгодонске – разве эта изощренная риторика превосходит по уровню общественной организации жизни, по сложности общественной формы парагвайские племена и не является точно такой же магией?
          Отличия основной массы наших журналистов и тьмы гуру-экономистов от этих «старейших женщин племён» состоит лишь в том, что те «ведьмы» работали всерьез и на совесть, им некуда было бежать и у них не было второй работы и второго гражданства в тех местах, где их рекомендациями не пользовались и которые, благодаря этому, благополучно сохранились.
          В эти критические, почти гиблые времена, когда самой Российской Государственности, русскому народу и всем народам русского языка грозит банальное вычеркивание из всемирной истории, мы и должны, как представляется, обратиться к последнему и заветному средству: русскому языку.
          Тогда получается, что чрезвычайно затертое выражение «язык творит народ» следует, с нашей точки зрения, прочитать и понять буквально, слева - направо: именно языком можно и нужно, как это ни страшно даже произнести, создавать наново и перевоссоздавать российский народ 21 века, и именно новый русский язык мы обязаны создать заново в качестве последнего и впервые действенного средства возрождения нашего народа и страны.
          Сотворение нового русского языка, полагаем, также поможет нам и достаточно просто разрешить проблему различения российского и русского народов: российский народ это все народы и отдельные люди русского языка, это та общность, которая считает новый и старый русский язык своим родным, хотя это и не означает для них отказ от любого второго языка в качестве второго родного.
          Конечно, всем хорошо известны традиционные и обоснованные рассуждения исследователей о том, что сначала творится история и живется жизнь, а потом происходит оформление нажитого в языке.
          Но, решимся возразить. Это неправильный взгляд на язык. По крайней мере, не единственно возможный и не единственно законный взгляд, поскольку он основывается на познавательном отношении к языку как к банальному объекту природы. Но язык вообще и, тем более, язык народа, имеющего тысячелетнюю письменную историю, как живой и гуманитарный «объект», характеризуется принципиальной своей онтологичностью и субъектностью как нормой его существования. Нам кажется, что мы познаем язык, а он, одновременно и, как минимум, равноправно, познает нас, или, иначе, через удерживаемое нами состояние языка наши предки, наша история и сам Господь познают нас. Язык – это то, через что нас познает и оценивает Бог, Всемирная История и родовая традиция. Поэтому в отношении языка познавательного отношения абсолютно недостаточно, необходимо отношение заботы о языке и использования языка для ответа перед теми, кто образует нашу совесть и перед кем нам бывает стыдно.
          Таким образом, национальный язык является полем проявления и предъявления народом своей фактической ответственности за себя и за мир, за свои и мировые судьбы.
          То, что познание не является предельной формой сохранения жизни особенно очевидно в гибельные времена, во времена близкой смерти страны и ее народов. И в такие нынешние времена, язык уже не может восприниматься исключительно как средство познания или выражения существующего мира. Язык должен начинать рассматриваться в качестве средства выражения народного и мирового идеала, того должного и желаемого мира, в котором будет Россия и ее существование будет иметь безусловный вселенский смысл.
          Итак, помимо познания, не менее правилен и достоверен проектно-программный подход к языку, когда язык начинает рассматриваться в качестве знаково-материального средства организации и осуществления реального общественного развития, восстановления и развития страны и мира.
          Посмотрите как рассуждают наиболее чуткие представители, казалось бы, «благополучных народов». Вот что пишет в предисловии к русскому изданию своей книги «Волшебный мир немецкого языка» Франц Штарк:
          "В немецком и российском обществе при всем различии присутствует одна общая черта – кризис самосознания. А тот, кто задумывается о собственной культурно-исторической идентичности, не может пройти мимо такого важнейшего фактора, как язык."
          Эта книга была написана в 1991 – 1992 годах, в тот период, когда вновь обретенное единство поставило перед немцами вопрос, а что же их объединяет, почему они по-прежнему представляют собой один народ и на основе каких традиций они могли бы строить старо-новую общность…» (17)
          Тогда понятно, зачем А. Ахматова так энергично указывала на то, что требуется спасать от плена тевтонских захватчиков:
         
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим и от плена спасем
Навеки!

          Для такого понимания, которое, к сожалению, огромному количеству людей разных сфер и профессий покажется, мягко выражаясь, напышенно-аляповатым, истерично-кликушеским или восторженно-сумасшедшим, разумеется, необходимо с огромным почтением, пиететом относиться к слову, которое мы, по малости наших сил, склонны снижать до уровня наших бытовых возможностей:
         
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.

          вместо того, чтобы с помощью Слова угадывать и пытаться очерчивать предельные задачи страны и народа:
         
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказано, что слово это Бог.

          Можно по-разному относиться к этим поэтическим суждениям Николая Гумилева, если бы не определенные и неотменяемые факты, которые лично автора статьи, по крайней мере, просто принуждают, опять же, буквально понимать эти строки. Во-первых, есть факт Благой вести, Евангелия, факт самого Слова, которое было у Бога и которое было Бог.
          Во-вторых, приведенные выше поэтические фрагменты принадлежат родителям Льва Николаевича Гумилева, историка и географа, «объективного ученого», впервые поставившего проблему этногенеза или народообразования, совершившего попытку разрабатывать теорию происхождения новых народов как уникальных форм мирораспространения, мирообживания, мироосвоения и мироразвития.
          В-третьих, отдельные действительно передовые народы и страны, уже с десяток лет реализуют этот принцип «язык творит народ» на практике, в виде конкретно организованного государственного дела. Речь идет, в частности, Совете по развитию малайзийского языка (Деван Бахаса дан Пустака). А разве агрессивное распространение английского во всех его вариантах, в его Интернет-монополии – разве это не метод народовоспроизводства англосаксов?
          В-четвертых, существуют множественные известные факты мировых языков – от латинского средневекового – до английского коммерчески-делового. Чем же русский хуже? Почему бы именно русскому, языку Пушкина, Толстого, Достоевского и Шолохова, не взять на себя заботу восстановить память человечества, описать мировые проблемы и возможные их решения?
          В-пятых, наконец, хорошо известно то, как русская словесность выпевала и выражала, закрепляла выдающиеся мировые события русской истории. Но фактом является и то, что русская словесность и слово также непосредственно и наперёд определяли и, по-прежнему, определяют народное сознание. Это замечательно и точно показано в огромном числе работ, но в последнее время появилась замечательная концентрация и обобщение этой определительной силы русской словесности в выдающихся работах В.В. Кожинова «История Руси и Русского Слова», двухтомника «Россия. Век ХХ-й. Опыт беспристрастного исследования »(18) .
          Но это касается и непосредственно переживаемой нами истории, истории настоящего и будущего.
          Так, с нашей точки зрения, великий «Тихий Дон» Михаила Александровича Шолохова есть не столько описания происшедшего, сколько плач и прямые заветы нам и миру на грядущий век, в котором человечество имеет единственный шанс выжить и спастись, сохранить белый свет – через беззаветное служение красоте и любви, против «проползающих по проулкам и улицам черных слушков», против «бабьей зависти», которая питалась «радужными узорами» шелковой шали, в которую была закутана маленькая жена Прокофия Мелехова, которую тот привёл из Туретчины и которую, как ведьму, «наведя суд», «в землю втолочили», забили до смерти казаки, чтоб, как им виделось после хуторского схода, остановить небывалый падеж скота, случившегося в тот страшный год, и после чего, раскидав шестерых казаков и сорвав со стены шашку, «у амбара Прокофий настиг тяжелого в беге батарейца Люшню» – своего полчанина! – «и сзади, с левого плеча наискось, развалил его до пояса», и преждевременно родившийся недоношенный ребенок, которого назвали Пантелеем, через еще десятки лет вместе со своими детьми - Петро, Григорием и «отцовой слабостью» Дуняшкой - по полной мере испили крови русского народа, расколовшегося задолго до 1917 года, там, на отшибе у Дона, около куреня, где славный суд навела казачья толпа, и где, в предшествующие этому суду-началу месяцы, «Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до Татарского, ажник, кургана. Сажал ее там на макушке кургана, спиной к источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так подолгу глядели они в степь. Глядели до тех пор, пока истухала заря, а потом Прокофий кутал жену в зипун и на руках относил домой. Хутор терялся в догадках, подыскивая объяснение таким диковинным поступкам, бабам за разговорами поискаться некогда было…»
          За этими интуициями и фактами, которые можно продолжать, достаточно важно не утерять ядерную содержательную характеристику переживаемой ныне миром ситуации: народообразование и языкотворение является теперь, после двух страшных мировых войн, не только фактом прошлого, сколько фактом настоящего и делом сознательно простраиваемого и исторически достойного будущего, которое касается каждого отдельного человека и каждой конкретной семьи в мире. Более того, мы сегодня вынуждены, если хотим выжить как народ и страна, «строить старо-новую общность» на своих собственных основаниях. И очень важно сегодня не спешить с отчаянием или с готовыми рецептами, очень важно сегодня найти время, чтобы добросовестно «поискаться».
         
В основу языковой политики России должна быть положена доктрина развития русского языка

          Язык никогда не нужно обновлять, поскольку он есть субстанция, несравнимо более мощная, чем любой из людей, коллективов, общественно-государственных или международных институтов.
          Обновлять необходимо себя самих и наше отношение к языку. И делать это через восстановление и переосмысление языковой политики и техники.
          Мы бы хотели предложить технологический подход к проблеме развития русского языка как условии и механизма восстановления российской государственности. Организационную роль по развитию русского языка должна выполнить принимаемая на уровне Президента Российской Федерации и Госсовета Национальная доктрина развития русского языка.
          Такая доктрина, считаем, должна строиться на анализе и инвентаризации тех подходов, которые сегодня существуют в данной области и которые актуально прочерчивают круг проблемы русского языка.
          Кратко представим здесь шесть известных и понятных нам подходов.
          Первый принадлежит А.И. Солженицыну и представлен в «Словаре расширения русского языка». В основе данного подхода идея удержания вербального состава и самого поля языка, включая все диалекты и ранее активно употребляющиеся слова - то, что привычно и оценочно именуется анахронизмами. Не говоря о значимости обращения внимания на диалектную первопочву языка, необходимо отметить и принять в качестве обязательного принцип диахронической и синхронической полноты русского языка, сохранности всего поля. При анализе этого подхода не будет, конечно, лишним помнить, что составление своего словаря А.И. Солженицын начал в ГУЛАГе.
          Второй принадлежит экономисту Виталию Аркадьевичу Найшулю. Он, пребывая в борениях с государством, достаточно точно демонстрирует оргтехническую функцию русского языка и показывает элементы деградации языка, которые были вызваны тотальным огосударствлением общества и всевластием административно-бюрократического принципа. Найшуль предлагает жестко разделить политику и экономику, создать наконец «общенародный язык государствования и хозяйствования». Вряд ли можно согласиться с предлагаемыми им конкретными рецептами, но надо отдать должное Найшулю за то, что он выделяет, характеризует и представляет политическую функцию языка, а также показывает существования огромного количества «отраслевых» или сферных достаточно автономных языков.
          Третий подход принадлежит Евгению Михайловичу Верещагину. Он считает, что сегодня «вполне очевиден нравственный долг русской нации - создать собственное, народное Свщ. Писание (и в первую голову Евангелие) рубежа второго и третьего тысячелетий христианской эры. Это национальное Свщ. Писание должно не только точно передавать иноязычные оригиналы, и не только быть до конца понятным образованному человеку 2000 г., но и соответствовать складу (идиоматике) современного русского литературного языка, отвечать взыскательному вкусу и тонкому языковому чутью истинно авторитетных (просвещенных, безупречных и духовных) русских людей.
          Цель создания (ново)русского Свщ. Писания является двоякой: новая версия призвана отразить уровень библейских разысканий и богословских осмыслений, достигнутых к настоящему времени, но она должна также служить непосредственным воплощением актуальной языковой культуры народа, которая (как вообще любая культура), с одной стороны, подытоживает прошлые духовные достижения, хранит их, передает от поколения к поколению и, с другой, властно определяет путь развития языка в будущем... » (19)
          Этот третий подход имело бы смысл назвать традиционалистским или воспроизводственным. Недаром его автор проделал уникальную работу по анализу и описанию всех переводческих принципов Кирилла и Мефодия, вводит чрезвычайно многообещаю для науки и практики, прежде всего образовательной, концепцию «человека-языкотворца».
          Четвертый подход разрабатывает В.С. Непомнящий. Он считаем, что христианская основа пушкинской, современной и будущей российско-русской культуры требует разработки филологического метода, где филология требует буквального перевода – не просто любви к вербальным словам (как к грамматическим единицам речи), а любви к логосам, как смыслам, творящим силам, организующим принципам воспроизводства родового сознания человека и всего человечества.
          Пятый подход принадлежит О.С. Баранову, автору «Идеографического словаря русского языка» (М. 1990), сделанного, как отмечается автором, однотипно с английским словарем Роже (Roget P. Thesaurus of English words and phrases, первое издание которого было в 1852 году). Словарь построен по принципу выделения идейной стороны языка и приведения слов к родовым понятиям в отношении объекта как целого на пересечения около десятка категорий и около 50 базовых понятий. К этому подходу примыкает огромное количество работ по анализу киноязыка, языка телевидения и экранной культуры в целом, а также языка интернета и сетевых медиа-систем и сообществ.
          Шестой подход принадлежит лучшему на сегодняшний день методологу, доктору психологических наук Ю.В. Громыко. Он и его коллектив предлагает проинвентаризировать на русском языке весь современный опыт и знания, доступные нам актуально и транслятивно - через тексты - с точки зрения задачи создания новых наук и практик, введения новых принципов научности и практичности, описания средствами методологического системомыследеятельностого языка всех авангардных или пионерных нарождающихся на наших глазах фрагментов будущих наук и практик и представить эти описания в виде Проектной энциклопедии. Важно подчеркнуть, что автор данного подхода свою кандидатскую диссертацию делал по актуальному функционированию и образованию в детских сообществах категории род-вид, соединяющей традиционные грамматические и внеграмматические виды обобщения и идеализации.
          Нам представляется, что на основе проработки этих, как минимум, шести подходов можно выдвинуть три идеи национальной доктрины развития русского языка.
          Во-первых, русский язык должен стать мировым, входящим в отношение ко всем языкам мира и способным адекватно описывать все ведущие мировые проблемы, все главные заботы мирового сообщества собственными средствами.
          Во-вторых, русский язык должен стать средством восстановления и развития российской социальности и, в первую очередь, села, промышленности (с опорой на современное машиностроение), науки как сферы порождения новых наук и практик, образования.
          В-третьих, русский язык должен стать иеровербальным, т.е. в «официальный» состав русского языка и его морфологии должны быть введены все по-привычке «боковые» и «второстепенные» «иероглифические» языки(20) , носящие невербальный (несловесный, в узком смысле термина «слово» или «verbum») характер. Таким образом, смысл и цель доктрины – создание принципиально нового всемирного иеровербального русского языка как основы нового народа и государственности России.
         
Иеровербальность

          Огромная проблема современной языковой политики и науки – это своего рода «ведомственный» разрыв, целая пропасть между иконическо-эйдетическим «веществом» и морфологией русского языка – иконами, картинами, кинофильмами, фотографиями, телевидением, мультимедиа и интернетом – и между «привычным» нам вербально-словесным языком.
          Хотя для русского «рыцаря» - казака, в отличие от рыцаря латинянского, изображенного А.С. Пушкиным, важны были, в первую очередь, не начертанные на щите буквы, а зримый образ, «образок святой» - если вспомнить «Казачью колыбельную песню» М.Ю. Лермонтова:

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся Богу,
Ставь перед собой;
Да готовясь в бой опасный,
Помни мать свою…
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.

          Образы Божьей Матери и Матери Родной – вот те языковые зрительно-наглядные формы, которые, как минимум, не менее значимы, чем привычные вербальные формы.
          А огромные пласты культуры черчения, прикладной геометрии, составления радиосхем и других образных фундаментальных элементов инженерной культуры? Эти слои языка не только совершенно не описаны и не введены в языковое образование и в языковую политику, но и с развалом советской промышленности оказались на грани уничтожения, превращения в нового типа «мертвые» языки. И это в ситуации, когда интернет и экранно-дисплейная организация труда и жизни становится попросту подавляющей и тотальной. А мы сегодня не готовы к этой ситуации.
          Таким образом, современное понятие языка и филологии необходимо строить на интеграции вербальных и образно-схематических «иероглифических» языковых форм. Более того, мы убеждены, что развитие русского языка и сохранение мировой культуры и жизни требуют специального анализа и буквально изобретения базовых идеограм, схем и символов, закрепляющих идейные ядра и содержания русского языка (21) .
          Проблема иеровербальности русского языка чрезвычайно сложна и многообразна. Здесь мы только отметим очевидную необходимость иеровербальных разработок в сфере создания разнообразных компьютерных сетей и, в частности, освоения и присвоения всемирной сети Интернет.
          Правильная языковая политика позволит создать российскую систему полезных сетей, обеспечивающих реальное развитие российского образования и создания нового рефлексивного машиностроения, основанного на различных станках с экранно-компьютерным представлением процессов обработки в реальном времени. Именно правильно организованные сетевые операционные системы, позволяющие различным субъектам образования и промышленности одновременно осуществлять через дисплеи со-видение и соучастие во всеобщем труде и деятельности страны, позволят нам восстановить реальную мощь России.
         
Форма дух бережет

          Большие замыслы, как известно, подрываются на мелочах. Такой вот погибельной мелочью для выработки и реализации творческой языковой политики может стать так называемая «орфографическая реформа», готовящийся проект «Свода правил русского правописания».
          С нашей точки зрения, сами идейные основания организаторов такой реформы, не говоря уже о конкретных предложениях носят откровенно антиобразовательный и антикультурный характер и поэтому являются чрезвычайно вредными.
          Сначала конкретный образчик мимоходного рассуждения вельми ученых реформаторов.
          В проекте новых правил предлагается в словах «парашют» и «брошюра» писать вместо «ю» – «у», по русскому правилу (шум, шурин, шутка, шунт, ушу, ем кашу и пр.).
          Для любого мало-мальски чуткого к языку человека существующее написание является крайне удачным и единственно возможным, поскольку оно, подобное написание, однозначно фиксирует, утверждает, через «ю» не позволяет забыть, что данные слова заимствованны из французского языка, в котором действительно нужно произносить «шю», а не «шу», и, стало быть, данные слова никаким русским правилам подчиняться не должны.
          Но для реформаторов подобное насилие и филологическая трансмутация не просто желательна почему-то, но и абсолютно естественна. Это, конечно, в духе времени, когда изменение половой ориентации кое-где становится не только признаком хорошего тона, но и обязательным правилом этикета. Но языки русский и французский – их жалко.
          А теперь обозначим саму многоученую логику, фундаментальное основание новаций, символ веры.
          Старший научный сотрудник Института русского языка имени В.В. Виноградова Российской академии наук Ирина Левонтина в газете «Известия» (15.02.2001) запросто заявляет: «Противники грядущих изменений смешивают орфографию и язык. Орфография не имеет отношения к естественной жизни языка. Это его оболочка. Язык развивается по другим законам…».
          Вот так.
          В подобном «научном творчестве» не было бы особой беды – мало ли у нас подобных творцов и научных сотрудников, если бы точно эту же мысль не пришлось встретить у академика Российской академии образования, директора Института русского языка (22) им. А.С. Пушкина В.Г. Костомарова.
          «… Сказывается косность нашего общества, которое не хочет понимать, что орфография – это не язык, а мундир языка. А мундир на человека можно надеть разный: и военный, и штатский, и клоунский – какой захочешь… Язык ушел вперед, а его костюм сшит по моде конца пятидесятых годов… »(23) .
          Ну, а когда уже в третий раз встречаешь данную схему у директора первого института русского языка (того института, который им. В.В. Виноградова и который при РАН), у доктора филологических наук А. Молдована - «Необходимо понимать, что орфография – это не язык и изменения в орфографии – это не изменения в языке. Орфография – некий условный способ передачи речи на письме… »(24) - то понимаешь, что подобная логика не является интеллектуальной собственностью исключительно академика Костомарова В.Г. и снс И. Левонтиной. Это не отдельные точки зрения – это учение.
          Правда, читая другие откровения того же В.Г. Костомарова (этого уже не просто творческого, но и мастито-заслуженного ученого), начинаешь понимать, почему у старшего научного сотрудника и у директора-академика такая мундирная логика. В.Г. Костомаров, к примеру, в этом интервью «Российской газете» походя делает следующее выдающееся открытие начала 3-го тысячелетия: «Кстати, мы единственная страна в мире, которая пишет коммунизм через два «м» (25) …
          Эта стая кандидатов на нобелевскую премию(26) , несомненно, никогда уже не поймет простых мыслей простых читателей – таких, как, к примеру, Л.М. Котляр из Санкт-Петербурга («Известия», 26.10.2000). Ведь Л.М. Котляр пишет: «Очень характерна попытка не улучшить обучение, а упростить правила – говори как вздумается…». Или незамысловатого рассуждения простого педагога из г. Ногинска Мишкеткуль И.И.: «Я бы не рассматривала орфографию в отрыве от лексики, фонетики и словообразования. Чтобы написать правильно слово, нам важно знать его значение, как оно образовано и почему это слово так произносится…» («Богородские вести», 22.07.2000).
          Куда этим простым людям тягаться с академиком В.Г. Костомаровым: «Русский язык будет, кстати, таким, каким он будет нравиться молодежи, если не сегодня, так через 10 – 15 лет. - Корр.: Слова «круто» и «ты, парень, попал» его обогащают? – А почему нет?..».
          И еще перл великоучености: «Конечно, я не могу сказать, какая судьба сложится у жаргонных словечек (они, кстати, из уголовного жаргона все пришли) «крутой», «тусовка» и так далее. - Корр.: Откуда берутся такие слова? Например, слово «тусовка»? – Ужасное слово. Мне так казалось и всем так казалось. Но ведь оно уже вошло в обиход…».
          Наконец, раскрытие святой тайны метода высокоученых новаций: «Когда ошибка становится массовой, она перестает быть ошибкой и превращается в новое правило».
          За этим чудовищным признанием, годным для того, чтобы стать манифестом двоечников и уголовников всего мира, - полный отказ от позиции и субъектности, от мужества нормировать и отвечать за нормирование как основу сохранности и органичности языка – и жизни. Так что, по Костомарову, ничего, что они «кстати, из уголовного жаргона все пришли… Ведь оно уже вошло в обиход…».
          Ясно, конечно же, что стоит за этими стратегиями упрощения и сдачи позиций: уничтожение смыслоразличительности, разрушение фонематического и морфологического принципов русской орфографии (27) и, в конечном счете, смешение и примитивизация строя русского языка.
          «Простой» педагог из города Ногинска понимает фундаментальную языковую связность написания и смысла, написания и всего строя языка, всего языка как такового; понимает, что, как пишут французы, «La forme c’est rien, mais rien est sans la forme” («Форма – это ничто, но ничего нет без неё»), что форма, как говорят русские монахи, дух бережёт.
          Эту связность понимал выдающийся русский философ И. Ильин, когда писал: «… Вопрос правописания… Какое же «писание» есть верное или правое? Отвечаем: то, которое точно передает не только фонему, насыщенную смыслом, и не только морфему, насыщенную смыслом, но прежде всего и больше всего самую семему. И скверное или кривое «писание» будет то, которое не соблюдает ни фонему, ни морфему, ни семему »(28) .
          Великую материальность и вещественность языка, подлинную его морфологию, прекрасно осмыслил и показал великий русский мыслитель Н.Ф. Федоров. Он, в частности, писал: «… Название почерка, господствовавшего в средние века, готическим, т.е. одним названием с архитектурою храмов, соединявших в себе все искусства, строившихся многие века, так что окончание их могли видеть лишь потомки начавших постройку этих храмов, это название, общее всем сторонам жизни, показывает, в какой тесной связи письмо находится со всей жизнью этого времени. Точно так же название в Древней Руси, в Руси Византийской, почерка уставным и полууставным, т.е. одним названием с уставом, которому подчинялась вся жизнь тогдашнего времени, жизнь духовных и светских, такое название свидетельствует о способности письма быть графическим изображением духа времени…
          … Скоропись, урезывая буквы, как урезывают в ту же эпоху платье, как сокращают церемонии и обряды, лишает их (буквы) величия; лишаются величия и люди, свергнувшие иго устава и предавшиеся суетливой, лихорадочной деятельности, мельчающие в ней, обезличивающиеся и сливающиеся в толпу… »(29)
          И даже писатель-модернист Владимир Сорокин вместе с нами, с гениальным Николаем Федоровым, с Л.М. Котляр из Санкт-Петербурга, с выдающимся Иваном Ильиным, с И.И. Мишкеткуль: «Языку учить надо, а не упрощать его» («Коммерсантъ», 01.09.2000).
          С нашей точки зрения, правильный курс реформирования правописания должен быть прямо обратный курсу очередных горе-реформаторов: к дореволюционной орфографии, к языку Пушкина, Достоевского, Розанова, Флоренского и Цветаевой (она до конца писала по-дореволюционному).
          Никакие разговоры о «сложности» дореволюционной орфографии не должны никого убеждать. Материя письменной и звуковой речи – основа языка, а не мундир, костюм или прочая чушь из жаргона наших московских лавочников. Кривописание ведет к кривомышлению и кривой жизни: что важнее?
          В языке нет ничего случайного. Россия будет жить, пока «корова» будет писаться через «о», пока позиция высокого «о» не будет уничтожена примитивизаторами. Язык действительно творится в результате деяний людей-языкотворцев (термин Е.М. Верещагина), которые выявляют, организуют и дополняют образующие языковой строй принципы через собственное позициирование и подвижничество, закрепляя взятые высоты и позиции в позиционности и точности языка.
          Поэтому и детей, и взрослых, - всех, кто хочет жить некриво, надо (на добровольной, естественно, основе) вводить в систему принципов, системно-типологически организующих действенно-логический строй русского языка. Надо вводить в базовые принципы русского языкового строя, а не в эмпирические итоговые правила-алгоритмы, изобретаемые по случаю академиками и снс-эмами, готовыми ради оправдания нужности своих организаций устроить по случаю заговор против родного языка.
          Да, подлинные реформы правописания, орфографии не только случаются после социальных революций, но они лежат и в основании всемирно-исторических прорывов народов и государственностей. Создание глаголицы и кириллицы – конкретный пример.
          Но нам сегодня надо выбрать: либо продумывать кардинальную реформу (но нужны Кирилл и Мефодий, а не чиновники от науки костомаровы), либо допускать деградацию, примитивизацию и разрушение нашего языка под видом новаций.
         
Механизмы разработки и проведения российской языковой политики

          Очень интересен опыт проведения языковой политики в такой далекой и, к великому сожалению, еще очень плохо известной в России стране как Малайзия. Малайзия не боится ставить в качестве стратегической задачи построение мировой державы на основе промышленного принципа. Для этого она изучает лучший опыт со всего мира, а специально созданные правительственные структуры, например, Деван Бахаса дан Пустака (Совет по развитию языка) переводят на малайский язык все важнейшие понятия всех эффективных наук и практик, а будущее самого своего языка видит не только макрорегиональным и транснациональным, но и мировым. Также следует добавить, что министр образования в Малайзии является третьим по рангу высшим чиновником страны после премьер-министра и министра обороны. И при разговорах с различными чиновниками, бизнесменами, учеными всегда почувствуешь понимание ценности языковой политики, образования и фундаментальной науки, несмотря на то, что самого феномена такой науки там – пока - нет.
          В России сегодня также необходимо создать подобный Деван Бахаса дан Пустака Совет или Комитет по развитию языка или по языковой политике в ранге министерства по языковой политике. Эту мысль, в частности, высказывала в печати ректор Лингвистического университета Халеева.
          Также возможно введение поста и должности уполномоченного при Президенте Российской Федерации по русскому языку и развитию российских языков.
         
Мировая образовательная революция

          Мы начали нашу статью с утверждения, что язык исходно носит образовательный характер. Если нам удастся начать правильно ставить и разрабатывать проблемы языковой политики, то нам, возможно, удастся преодолеть идентификационную катастрофу и следующим шагом может стать правильная постановка проблемы создания необходимого стране образования.
          С нашей точки зрения, у России есть все возможности для того, чтобы в течение ближайших примерно десяти лет сложить лучшее в мире образование, причем, такого рода образование для каждого без исключения российского ребенка и подростка.
          Более того, мы убеждены, что единственная возможность для России вновь стать мировой державой именно в том и состоит, чтобы предложить миру новую формацию образования, построенную на личностном или персоналистическом принципе, в том, чтобы стать страной – законодателем мод в образовании.
          На место мировой революции 20-х годов сегодня нужно поставить мировую образовательную революцию(30) .
          Впрочем, это уже тема отдельного большого разговора.
         


(1) Роберт Коттрелл пишет в статье «В поисках политики» (Financial Times, 22.02.2001): «Почему у России такая слабая внешняя политика? Основной ответ состоит в том, что у страны до сих пор нет четкого или стабильного национального интереса, возможно, у нее нет даже национальной идентичности. Это демократическое, но не либеральное государство. Бедное, относительно слабое, но постоянно требующее, чтобы к нему относились как к богатому и влиятельному. Пока Россия не решит, какой страной она хочет быть, она не сможет понять, в чем состоят ее долгосрочные интересы…»
(2) Вплоть до статьи Н.М. Карамзина «О новом образовании народного просвещения в России», опубликованной в «Вестнике Европы», 1803, № 5, с. 49 – 61, и частично воспроизведенной в сборнике «антология педагогической мысли России первой половины века», М., Педагогика, 1987 г., с.63 – 65. Карамзин писал «Новая великая эпоха начинается отныне в истории нравственного образования России, которое есть корень государственного величия и без которого самые блестящие царствования бывают только личною славою монархов, не Отечества, не народа…».
(3) Проблема интенциональности начала интенсивно разрабатываться на рубеже 19 – 20 вв. философами Э. Гуссерлем и Ф. Брентано
(4) Издательство «Алгоритм», 1999 г., стр. 144 – 145.
(5) Разумеется, в первую очередь, с опорой на великую русскую литературу и русскую песню.
(6) Именно в этом смысле надо, как представляется, понимать мысль начальника Главного управления международного военного сотрудничества генерал-полковника Ивашова Л.Г.: «Когда был назначен новый министр обороны, один из высокопоставленных военных задал мне вопрос - с чего начинать военную реформу. Я ответил весьма нетрадиционно: я бы начал с создания хорошей военной песни. Конечно, это неполный ответ, но я думаю, что начать нужно с повышения значимости военной службы. Самое страшное для наших офицеров-подвижников, для наших солдат - это унижение существующим положением. Конечно, материальное положение армии сейчас тяжелое, но русский офицер никогда не был особенно богатым, скорее наоборот - благородно бедным. Тем не менее, слово "солдат" всегда звучало гордо, сегодня - это унизительно. Необходимо восстановить духовный облик воина - защитника Отечества. Далее, в армии все чаще встает вопрос - а кого мы защищаем? Тех, кто нажился на бедственном положении страны? Если на эти вопросы не будет дано ответов, если будет продолжаться моральное и материальное унижение армии, она может пойти на крайний шаг, что не принесет блага ни России, ни самой армии…» – «Россия-2010: Кому будет принадлежать консциентальное оружие в 21 веке?» - ссылка
(7) Этими словами Г.Ф.В. Гегель начинает своё изложение Евангелия от Иоанна. Эта формула Логоса является, как представляется, традиционной для западной логической традиции – см. Ансельм Кентерберийский: «Бог – это то, выше чего не может быть ничего».
(8) Таким образом, совесть при этом мы понимаем буквально как совместное и одновременно раздельное удерживание со-идеального, поскольку «сознание» и «совесть» для нас - прямой перевод с ********** - ******* - "узнаю вместе с кем-либо", ******* - "вижу", "созерцаю", "познаю".
(9) Другими словами, совесть – рефлексивное совидение, когда каждый знает, что видит другой и то, что то, что видит другой, признается нами в качестве совместного наиважнейшего.
(10) «Животное не знает рефлексивного сознания и взаимности сознаний», - пишет Э. Мунье в «Персонализме».
(11) Это космическо-образовательное суждение П.А. Флоренского мы цитируем по: П.А. Флоренский. Письмо Вл. Ив. Вернадскому. Цит. по «Священник П.А. Флоренский. Сочинения в 4-х томах. Т. 3(1), стр. 451 - 452.
(12) Москва, изд-во Пайдейя, 1997 г.
(13) Св. Иустин Философ «Апология …»
(14) В философском плане здесь интересны работы Э. Мунье (например, «Персонализм»), Владимира Шмакова (например, «Основы пневматологии»). Из современных авторов интересны рассуждения о персонализме О.И. Генисаретского.
(15) См. нашу статью «Россия имеет все шансы стать мировой державой» (в рукописи).
(16) Цитируем по книге: Н.Б. Мечковская. Язык и религия. Пособие для студентов гуманитарных вузов., - М., Агентство «ФАИР», 1998 г., стр.54. Пользуясь случаем, хотим выразить глубокую благодарность автору этой книги за ее очень полезный и интересный труд.
(17) Издательство Московского университета, 1996 год., стр. 7.
(18) Издательство «Алгоритм», 1999 г.
(19) Верещагин Е.М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. – М., Мартис, 1997, стр. 225.
(20) С точки зрения иеровербальности крайне интересен новый живописный жанр, введенный художником Михаилом Шварцманом, - «иературы» (от иерархия и креатура), представляющие из себя абстрактные геометрические конструкции всеобщего смысла возвышения и роста сознания.
(21) Как писал Плотин про формы и египтян: «Для разумного обозначения вещей египетские мудрецы не прибегают к рисованным буквам, которые превращаются в речи и в предложения и обозначают звуки и слова, - они чертят картинки, и каждая из них выражает то, что нарисовано. Таким образом, каждый начертанный знак – наука, мудрость, реальное явление, обозначенное одним очерком, а не рассуждение или размышление» (цитируем по П. Адо. Плотин или простота взгляда, М.. Греко-Латинский кабинет Ю.А. Щичалина, 1991, стр. 38).
(22) Интересно было бы посчитать, сколько у нас в стране «Институтов русского языка»?
(23) Интервью В. Молодцовой с В.Г. Костомаровым «Русский язык ушел вперед, а его костюм сшит по моде пятидесятых», «Российская газета», 13.02.2001, стр.3.
(24) «Российская газета», 27.10.2000.
(25) М-м-м-да… Во всех английских, немецких и французских языках и словарях, разумеется, два m … Хотя все и хотят упрощать, в испанском даже давно уже пишут одно m – но зачем же ломать по пустякам глубокий смысл, поскольку в основе лежит важнейшее латинское слово с приставкой ком-, обозначающей совместность делания (коммуникация, коммиссия и др.) и присоединяемое к корню мунио, начинающегося с м, и поэтому в итоге – удвоенное м.
(26) Прекрасный разнос этим господам от высокой академической науки учинил публицист Максим Соколов в своем недельном фельетоне в газете «Известия» за 15.09.2000.
(27) Прекрасный опыт введения младших детей в русский язык на основе данных двух принципов можно в московской прогимназии «Пересвет» (рук. экспериментальной работы С.Ф. Иванова и Л.В. Бурмистрова). См., в частности, учебник для начальной школы Л.В. Бурмистровой «Волшебная страна русского языка» (М., Институт учебника «Пайдейя», «Московские учебники и картолитография», 1999, 2000 гг.).
(28) И.А. Ильин. Наши задачи, т.2, «О русском правописании», стр.97. Также см. далее статью «О наших орфографических ранах»., М., «Рарог», 1992.
(29) Н.Ф. Федоров. Из «Философии общего дела», Новосибирское книжное издательство, 1993, стр. 127 – 128.
(30) Пока наши кухарки обсуждают проблему рынка, займов и упрощения орфографии интеллектуальный цвет оборонного и внешнеполитического сообщества США из РЭНД-корпорейшн (RAND's National Defense Research Institute (NDRI)) обсуждает стратегию ноосферной мировой революции с США в качестве лидера – см. ссылку.